Gabriele Battista Marino, 35
Габриэль Баттиста Марино

Louis Garrel

МЕСТО РОЖДЕНИЯ И ПРОЖИВАНИЯ
01.03.1943, Сен-Матьё, Франция - Хогвартс

ЧИСТОТА КРОВИ. СЕМЕЙНЫЙ СТАТУС. РОДОСЛОВНАЯ
Чистокровен.
Симона Ракеле Марино, 55 лет – мать, ранее журналист, сейчас домохозяйка
Антуан Эжен Марино, 57 лет – отец, колдомедик
Констанс Илария Марино, 26 лет – младшая сестра, аврор

ОБРАЗОВАНИЕ. ВИД ДЕЯТЕЛЬНОСТИ. ПРИНАДЛЕЖНОСТЬ
- Шармбатон, 1961;
- Хогвартс, профессор прорицания;
- Нейтралитет;

О ПЕРСОНАЖЕ
Семья Марино переехала из Италии на родину отца, запад Франции, когда Габриэлю ещё не было и года. Будучи ребёнком француза и темпераментной итальянки, уже с малых лет он начал говорить на их родных языках. Мать рассказывала сыну сказки исключительно на итальянском, отец на французском. Габриэль рос любознательным, но несколько замкнутым в себе ребёнком. Если его что-то интересовало – он был готов использовать любые источники информации, лишь бы докопаться до истины, забывая о внешнем мире. Габриэль не видел никакой проблемы в том, чтобы взять том книги, которую недавно читал его отец, и читать все эти связки непонятных слов, пока не найдётся то самое, которое он ищет. Часто в юном возрасте он даже не осознавал, что читает, ему был важен сам процесс. В девять лет, когда у него появилась сестра, всё внимание Габа переключилось на неё, пока не настало время поступления в школу.
Обучаясь в Шармбатоне, Габриэль не мог похвастаться блестящей успеваемостью. Некоторые предметы, такие как, например, история магии, были ему неинтересны настолько, что находясь в учебном классе, он тут же терял нить повествования. Защиту от тёмных искусств он находил крайне неприятной, а полёты скучными, трансфигурацию бесполезной. Зато магловедение и танцевальный кружок – вот это да, вот это действительно интересно! Трепетно Габриэль относился и к зельеварению с уходом за магическими существами, был членом кружка англоязычного клуба, а когда в учебной программе появился курс прорицания, в него он ушёл с головой, несмотря на скептическое отношение к предмету у однокурсников. Всё, что касалось прорицаний интересовало Габриэля, кроме двух вещей: гадания по внутренностям птиц – он считал это надругательством, и астрологии – никто не может разбираться в ней лучше, чем кентавры. Помогала ли ему интуиция, талант или начитанность, но Габ с какой-то особой лёгкостью читал знаки, преподносимые судьбой. Так, например, он предсказал Лоранс, своей подруге, что она завалит экзамен по зельеварению в конце года. И она завалила. Кто-то называл его увлечение дурачеством, а кто-то талантом, а потому, когда его предсказания сбывались, с особенным удовольствием Габ отвечал тем, кто над ним насмехался: «А я же говорил». Иногда приходилось собственноручно помогать предсказаниям воплощаться в реальность, но остальным об этом знать не обязательно. В целом, о школьных годах Габриэль вспоминает с теплом – над ним хоть и посмеивались, но эти насмешки не были злыми. Он всегда умел отшутиться в ответ и никогда не чувствовал себя забитым.
После выпуска из Шармбатона, Габриэль осознал, что видит себя либо в качестве преподавателя, либо в качестве владельца магической лавки для предсказателей. Ему были не столь важны деньги, сколько собственное призвание, которое он видел именно в предсказаниях. Но ни одной из этих целей нельзя добиться с пустого места, а потому Габ решил начать с малого и устроился обычным продавцом в лавку «Магическое Око» в родном Сен-Матьё. Он изо всех сил старался сделать так, чтобы его страсть могла оказаться полезной и для других волшебников – помогал выбрать подходящую литературу, тот-самый-инструмент, который подошёл бы в работе конкретной гадалке. В конце концов, делал и бесплатные предсказания, ведь это то, что он умел лучше всего.
Однажды, общаясь с очередным посетителем, Габ отключился. А когда пришёл в себя, тот смотрел на него с таким удивлением и недоверием, что пришлось уточнить у мсье, что именно его поразило. Оказалось, в тот день, в возрасте двадцати лет, Габриэль произнёс первое в своей жизни настоящее пророчество.
Позже, сидя в кабаке с коллегами, разгорячённый хмелем и собственным любопытством, он так увлёкся очередным рассказом о картах Таро, что не заметил, как остальные заскучали. Позже, один из них спросит, лениво подпирая щёку: «А ты хоть раз спрашивал карты про Сам-Знаешь-Кого?».  А Габриэль раздражённо ответит ему: «Даже если и спрашивал, я бы никогда об этом не рассказал», и сделает, возможно, одну из самых больших ошибок в своей жизни. Не пройдёт и недели, как среди волшебников поползут слухи о том, что Габ всё-таки спросил карты. И получил ответ, о котором не хочет никому говорить.  Отрицание делало слухи только более правдоподобными, а Габриэля бессильным.
Уже тогда он знал, что в один из дней не вернётся домой, но не знал в какой именно. Так сказали ему чаинки в треснувшей чашке.
Ещё через неделю он бросится со скалы в бушующие штормом воды Атлантического океана, обезумев от боли, когда мелодичный женский голос в очередной раз произнесёт: круцио. Габриэль не знал, как попал в ту пещеру – ещё минуту назад он накладывал охранные чары на магазин, чтобы снять их к завтрашнему утру, а потом очнулся здесь, на каменном полу, со связанными руками и повторяющимся вопросом: «Что ты увидел?».
Он чувствовал, как что-то тёмное проникает в его сознание, копается в его мыслях, но не находит ответа. Круцио. Не пытайся сопротивляться, я всё равно найду, что ты скрываешь. Круцио. Говори! Нет? Хватит мне врать! Круцио.
Это оказалось так просто – позволить телу упасть, чтобы разбиться об острые скалы или захлебнуться. Милосердная смерть, она могла бы забрать с собой всю боль и воспоминания.
Так просто, но даже с этим Габриэль не справился. Ему вообще не понравилась эта новообретённая традиция терять сознание, чтобы потом обнаружить себя в очередном неизвестном месте. Кто знает, может в сравнении с этим предыдущее покажется сахаром. Так он встретил Гиду – португальского волшебника, который спас ему жизнь, несмотря на то, что первые недели Габ предпринимал провальные попытки сбежать. Боль настолько поразила его впечатлительный ум, что он вообще плохо понимал, что происходит. Такой сильный, непреодолимый страх кого угодно сделает жалким. К счастью, о тех днях Габриэль не помнит практически ничего, кроме спокойного голоса Гиду.
С того момента, семь лет его жизни – это Гиду. Гиду, который спас его из воды. Гиду, который спрятал его от всего мира, забрав в своё путешествие и дав новое имя. Гиду, который стал для него лучшим другом, любовью всей жизни и наставником. В страхе, что его будут искать, Габриэль не осмелился даже отправить сову с утешительными вестями для своих родных. С тех пор, его жизнь перевернулась, а новые побережья встречали Гидо де Салазара и его друга, странствующего волшебника Фабриса Луку Монгрена. В отличие от итальянского и французского, английский Габриэля был не так хорош, однако уже спустя полгода он мог свободно изъясняться, лишь изредка используя слова из родных языков. За время их длительного путешествия, Габриэль с упрямством барана взялся за изучение защитных заклинаний. Защита от тёмных искусств больше не казалась ему такой уж неприятной дисциплиной. Страх перед болью закрепился настолько, что Габ с жадностью хватался за любые доступные заклинания, практикуя их вместе с Гиду, однако, у Гиду они всё равно получались лучше, не говоря уже о патронусе – его Габриэль освоил аж на год позже своего товарища.  Иногда с ним случались приступы паники и беспричинного страха, но чем больше времени проходило, тем реже они становились. Пока, в один из таких приступов, Габриэль не бросился со скалы в одна тысяча девятьсот семьдесят первом. Прячась от шторма, они с Гиду укрылись в одной из скалистых пещер. Это было завораживающе, красиво и опасно одновременно – Габриэль сам хотел подняться так высоко, чтобы полюбоваться огромными волнами океана, бьющимися о подножие. Он был уверен, что  не может произойти ничего плохого.
Чудом уцелевший, он снова очнулся в чужом доме. Его опять спас добрый человек, который, в этот раз, оказался пожилым маглом. Он утверждал, что промокший до нитки, израненный Габриэль сам его нашёл неделю назад, и старик просто не решился оставить того на улице. Однако, Габриэль не помнил ничего и, кроме того, не мог найти свою волшебную палочку. Скорее всего, она затерялась среди волн, но у Габа не было времени, чтобы задерживаться со стариком. При всей к нему благодарности, он отправился на поиски Салазара, как только вернулась память. Каково было его удивление, когда один из волшебников, угостивший его кружкой сливочного пива сказал: «Ты о Гиду? Он давно уехал. Почему? Так это всем известно – всё мечтал найти в океанских водах свою любовь, но так никого и не встретил. Вот и уехал, уж если за столько лет никого не нашлось, чего тут делать, правда?»
Поразительно легко и быстро Гиду исчез. Так, словно у них и не было тех семи лет, что они провели вдвоём, плечом к плечу. Будто бы они друг для друга – никто. Он оставил Габриэля – без вещей, без денег, даже без волшебной палочки. Конечно, Гиду не был ему обязан, но Габ просто такого не ожидал. У него не осталось вообще ничего, кроме гнева, обиды и придуманного Гиду имени – Фабрис Лука Монгрен, к которому Габриэль больше не испытывал ничего, кроме отвращения.
Находясь на Юге США, ему пришлось здорово постараться, чтобы заработать денег хотя бы на палочку. К счастью, предсказания не требовали от Габа ничего, кроме чашки свежезаваренного чая или кофе – у него не было времени предаваться мрачным мыслям, в первую очередь, надо было как-то выживать. В лавке предсказаний как раз нашлось одно место для такого потерянного волшебника, хотя и ненадолго. Обеспечив себя тёплой одеждой, метлой и, конечно же, волшебной палочкой, Габриэль отправился домой.
В воссоединении с семьёй было всё – и слёзы, и счастье, и гнев. Понимая головой поступок своего сына, мать, однако, была в бешенстве, что он не посчитал нужным их предупредить. Семь лет они считали его пропавшим без вести или мёртвым. Рассказывать о том, что произошло с ним за все эти годы не хотелось – каждый год был пропитан въевшимся в подкорку голосом Гиду, воспоминаниями о непроизнесённых словах и тёплых прикосновениях. Теперь от этих воспоминаний было тошно и холодно. Тот Гиду в которого он верил, не бросил бы Габриэля одного. Может быть, ему просто надоело и не так уж близки они были. Говоря по правде, это настолько выбило почву из-под ног Габриэля, что иногда он жалел, что выжил во второй раз. А дома его настигла такая меланхолия, что он не только обессилел, но и потерял интерес даже к магии. Работал всё в той же лавке, давал частные уроки желающим, но всё это происходило на автомате. Однажды ему пришло приглашение в закрытый клуб прорицателей, в котором собрались талантливые волшебники, и Габ решил к ним присоединиться – что угодно, лишь бы занять время. На собраниях не происходило ничего особенного – они спорили, изучали, шутили, а иногда просто собирались в чайной, чтобы провести время как компания старых знакомых. С ними же Габриэль набрался смелости, чтобы изучить окклюменцию.
За годом год, так проходили его дни: дом, работа, частные уроки, дом. Иногда в расписание вплетались встречи клуба. За семь прошедших лет Габриэль успел подтянуть свои навыки в защитных заклинаниях и окклюменции. Зато вызов патронуса стал тяжёлой задачей, решить которую почти не удавалось. Будь Габ моложе и наивней, он бы решил, что именно так чувствует себя любое живое существо после встречи с дементорами.
В один из тёплых декабрьских дней, друг рассказал ему, что его друг рассказал ему, что брат рассказал тому, что Хогвартс находится в поисках кандидатов на должность профессора прорицаний. Все вокруг знали, что Габ всегда хотел преподавать, но ему потребовалось несколько дней на раздумья, прежде, чем обратиться к директору школы.
И вот, в январе одна тысяча семьдесят восьмого он, в возрасте тридцати пяти лет, наконец, переступил  порог школы, чтобы стать тем, кем когда-то мечтал.

---

С первого взгляда кажется, что профессор Марино – улыбчивый, открытый человек, всегда готовый поддержать беседу. На самом же деле, он просто привык улыбаться всегда, потому что так его лицо выглядит менее мрачно. Так же улыбка помогает ему прятать истинные эмоции, потому как собеседник не всегда может понять, улыбается ли Габ из вежливости, от радости или в попытке что-то скрыть. Чуть прищуренный взгляд и лёгкая улыбка – это его идеальный покерфейс. Габриэль склонен к тщательным раздумьям и анализу ситуаций, не любит демонстрировать ярких проявлений эмоций и почти никогда не верит словам, как бы ни хотелось. Показателем могут быть только действия. Часто витает в своих мыслях, упуская то, что происходит вокруг.
В целом, он любит людей, всегда старается найти что-то хорошее в поступках и мотивах. В основном, когда наблюдает со стороны.
В конфликтных отношениях предпочитает не состоять, отдаляясь от такого человека. Обычно настроен доброжелательно к собеседнику. Легко улавливает правила общения внутри конкретной группы и быстро под них подстраивается, если это не противоречит его идеалам. Например, оскорбления и крик считает слишком унизительными, чтобы применять их к другим. Не терпит принуждения со стороны, и точно так же не применяет принуждения к другим.
В делах Габриэль усидчив и внимателен, но ему обязательно нужен план действий, иначе он просто растеряется и потратит на дела вдвое больше времени. Хорошо, если не забудет о том, чем занимался, сделав перерыв на чашку чая.
В его жизни случалось несколько пророчеств, но ни одного из них Габриэль не запомнил, об их содержании лучше спросить собеседников. Ему не нравится такая неизвестность, отчего Габ часто тревожится.
Очень боится боли и столкнуться с кем-то из Пожирателей.
ДОПОЛНИТЕЛЬНАЯ ИНФОРМАЦИЯ
Габриэля всегда можно узнать по спадающим на лоб вьющимся прядям тёмных волос и, почти не сходящей с лица, вежливой улыбке. Он держится прямо расправив плечи, но обычно упирается взглядом под ноги, пребывая где-то в своих мыслях. На его руках часто можно увидеть различные браслеты и кольца, иногда и по десять украшений сразу. На шее обычно висят разного рода подвески и кулоны. Одно из таких украшений является охранным амулетом, но Габ никому об этом не рассказывает. В одежде предпочитает лёгкие ткани – тёмные для брюк, светлые для кофт и рубашек. Выбирает мантии чёрных и тёмно-синих цветов.

МАГИЧЕСКИЕ СПОСОБНОСТИ И АРТЕФАКТЫ
• Волшебная палочка:
Липа и волос единорога, 11.5  дюймов, гибкая
• Артефакты:
Тонкая серебряная цепочка – охранный амулет от тёмной магии. Подарена сестрой, в теории должна защищать от попыток проникнуть в сознание Габриэля.
• Способности:
Провидец, окклюмент. Может использовать заклинание патронуса, но за последние годы это удавалось редко. Умеет применять большое количество защитных заклинаний, знания о которых собирал, в буквальном смысле, у волшебников со всего света.
Патронус – рысь.

ПЛАНЫ НА ИГРУ. СВЯЗЬ С ВАМИ. ПРОФИЛИ. ПОСТ
- выжить, но перед этим хорошо пострадать;
- через Руфуса

post exapmle:

Этим вечером Гиду отказывается покидать комнату, не давая мне возможности переодеться в одиночестве. В ответ я заливаюсь алым румянцем, смущаясь, как пятикурсник. Ощущаю на себе его взгляд – беззастенчиво гуляющий по моему телу в тот момент, когда я уже стянул кофту, но ещё не надел пижамную рубаху. Вспомнив, что Гиду уже приходилось видеть меня полностью обнажённым, конечно же, я смущаюсь ещё больше, и чувствую, как краснеют даже кончики ушей. Он делает вид, что смотрит на меня не специально, а я делаю вид, что верю. Позже мы ляжем спать, отодвинувшись друг от друга на разные концы кровати, но в полусне мне будет казаться, что ладонь Гиду лежит здесь, на моём животе, прямо под пижамой, а губы тепло прикасаются к ушной раковине, нашёптывая своим успокаивающим голосом истории из путешествий. Когда он и вправду, по-настоящему касается меня спиной, я вздрагиваю, как от удара током, но так и не отодвигаюсь. Только прислушиваюсь к звукам, доносящимся из-за окна – ночью здесь довольно тихо, и на фоне этой тишины всё остальное кажется непозволительно громким. Эти голоса вырывают меня из хрупких снов, заставляя сжаться в тревоге. Она какая-то инстинктивная, эта тревога, ведь разумом я понимаю, что в обычных прохожих нет никакой опасности. Гиду говорил, что всегда сможет меня защитить – я не верю, но спать, прижавшись к нему, оказывается, гораздо спокойнее.

***

Щурюсь на солнце и подставляю ему своё бледное лицо, чтобы оно обрело хоть какой-то оттенок загара. Я сижу на скамейке, недалеко от дома, в котором Гиду снимает комнату. В соседнем живёт пара пожилых маглов - у них есть маленький виноградник, клементиновая рощица и беспородный щенок по кличке Марсель. Они ничего не знали о волшебниках, и это всегда меня успокаивало. А познакомились мы, когда лохматый щенок увязался за нами с Гиду, учуяв в пакетах с рынка что-то съестное. Услышав, что я говорю на французском, Ален и Ванесса, хозяева дома, пригласили нас на чашку чая и кусочек воздушного, фруктового пирога, а заодно и починить ножку обеденного стола. С тех пор они частенько угощали нас, то домашним лимонадом, то выпечкой. Сегодня Ванесса передала мне целый пакет мандаринов.
- Они на самой верхушке висели, Фабрис, так что должны впитать в себя всё солнце и быть сладкими. Ты мне потом скажи, как вам, - Ванесса шутливо грозит пальцем и поправляет соломенную шляпу. Она зовёт меня выдуманным Гиду именем, которое он придумал, чтобы никто не обнаружил, что я жив.
- Мы скоро съедим всю вашу еду, - я мягко улыбаюсь в ответ, а потом машу рукой силуэту Гиду, показавшемуся в окне. Пора идти.

***

С тех пор, как Гиду вытащил меня на сушу, прошло двенадцать дней, и каждый из этих дней мы провели вместе. Я долго упрямился, опасаясь даже поднимать глаза, когда он заходил в комнату, а теперь сам не заметил, как начал зарываться в объятия Гиду по ночам. Будто бы ночью никто, даже Гиду, этого не заметит. Будто ночное небо никому не расскажет, как я ищу успокоения в его руках, как не могу уснуть, пока не почувствую тепла его тела. Люблю, когда он утыкается носом в мои волосы, даже если мне не хочется ни с кем разговаривать, потому что молчать с ним тоже тепло и спокойно. Особенно ночью.
Гиду любит шутки, и часто подшучивает надо мной. Они вовсе не злые, самые безобидные, хотя я чувствую, что некоторые из них находятся на грани приличия. Такие, что я просто игнорирую их, переключая внимание на книгу, прохожих или что угодно. На самом деле, я не знаю что ответить, и снова чувствую, как к щекам приливает кровь. Он мне очень нравится. Настолько, что в горле пересыхает при попытке заговорить. Я неловко прокашливаюсь, чувствуя лёгкую дрожь в коленках, и, решив, что лучше не говорить вовсе, привычно утыкаюсь в первую попавшуюся книгу.
- Ты хотел что-то сказать? – Гиду, как и всегда, чутко улавливает мои желания, но сейчас я не был готов ему отвечать.
- Ничего, - ненадолго отрываюсь от книги, чтобы смерить его мрачным взглядом, а потом делаю вид, что возвращаюсь к чтению, хотя всё ещё не могу сосредоточиться ни на одной строке.
- Интересная книга? – он всё не унимается, демонстрируя одну из этих своих обезоруживающих улыбок, наверняка уверенный в том, что его вопросы невозможно игнорировать.
- Очень, - рассеянно киваю, не поднимая головы.
- И что там пишут?
- Что… - и тут до меня доходит, отчего вдруг это португальское чудовище так развеселилось. Книга в моих руках перевёрнута вверх ногами, - там пишут, что я не должен тебе ничего рассказывать, – приходится сделать вид, что именно так я всё и задумывал с самого начала.
- Это ещё почему?
- Потому что, - отвечаю, подражая его тону, и скрещиваю руки на груди, наконец, отложив книгу в сторону. Когда Гиду садится на кровать, я с достоинством выдерживаю его пристальный взгляд и кошачью улыбку. От этого взгляда бросает в жар и потеют ладони, но я бы отдал что угодно, чтобы Гиду смотрел на меня так всегда. Он точно что-то задумал, но я больше не поведусь на провокационные вопросы.
- А если я свяжу тебе руки?
Должно быть, Гиду увидел, как дыхание перехватило, потому что его улыбка стала ещё шире. Он внимательно следил за каждым моим движением, пока я лихорадочно соображал, что вообще можно на такое ответить. Губы пересохли, язык сразу как-то перестал меня слушаться, я закашлялся. Что он вообще имел в виду? Задавал ли он вопросы, будоражащие воображение, специально, или же нарочно – я не знал. Но был уверен в том, что, по его мнению, у меня не хватит духу согласиться.
- Вот и поговорим об этом, когда ты свяжешь мне руки.
На губах моих появляется торжествующая улыбка победителя. Впервые мне удалось подловить Гиду и выиграть нашу словесную перепалку, несмотря на то, что было не так-то просто подобрать ответ, не выдав при этом ни трясущихся рук, ни выпрыгивающего из груди сердца.